И С К У П Л Е Н И Е (Раиса КРАПП) страница 40

 - Тогда ты напрасно искал там свою половину, Алеша. Те ваши женщины, они эмансипацией себя испортили. Это неправильно. Мужчина должен чувствовать себя мужчиной, а для этого рядом должна быть Женщина. Европейки же видят ущербность свою в том, что они не мужчины. Природу исправляют. Самостоятельность, независимость, как самоцель: сегодня я с тобой, а завтра прекрасно без тебя обойдусь. Славянки - уникальны. Психология наших женщин, это синтез европейки и азиатки, уж самим местом проживания это обусловлено - Евроазия. От восточной жены-рабыни - жертвенность, самоотречение; от женщины Запада - независимость. Таких, как славянки, во всем свете больше не найдешь. Возьми любую: немка, финка ли, американка - у них чувства во времени распределены, поочередны. Сейчас она радуется, через час взгрустнуть может, сегодня любит, завтра остынет, равнодушна сделается. А у нашей женщины все одновременно происходит. Она умеет любить ненавидя... А жалеть в любви кто еще так умеет? И если любит, то до самоотречения, жертвенно, не задумывается, что в награду получит. Она непостижима, русская женщина, вечно загадочная. Вот крючок, на который мы, мужики, неизбежно попадаемся. Но это идеал, Алеша. Ты думаешь, что нашел такую?
 - Да.
 - Хм-м, - Крез прошелся по комнате, остановился, заложив руки за спину. - А может, ты оставишь ее, Алеша? Право, хлебнула она горького. А если не сможешь ты не вспоминать? Ведь одно только слово, Алеша, - проститутка. Сможешь ты никогда не произнести его даже в сердце?
 - Олег Михайлович!..
 - Погоди, Алеша, лучше я, чем потом ты сам себе. В тепле и ласке она быстро оттает. А потом, когда она перестанет быть такой, как сейчас? Колючестью своей защищаться перестанет, сможешь не ударить ни разу напоминанием?
 - Смогу, - твердо сказал Алексей.
 - Ну и хорошо, коли так, - улыбнулся Евдокимов. - А что ты уже успел предпринять?
 - Предложил оформить фиктивный брак и поехать со мной.
 Крез рассмеялся:
 - Естественно, куда она потом от тебя денется?
 - Вы что, думаете, я ей ловушку расставил, а потом воспользуюсь? - возмутился Алексей.
 - Да нет, нет, разумеется. Успокойся, - усмехнулся Крез. - С вашим фамильным благородством я тоже знаком. Но неужели ты думаешь, что женщина, пробыв какое-то время с таким, как ты, сможет потом запросто уйти? Да ты не сердись, Алеша, это так, пустое. Дай Бог, чтобы у вас все хорошо было, пусть она снова почувствует себя любимой и счастливой. Но это потом. А пока, как я понимаю, задача одна - увезти ее?
 - И боюсь, она может не согласиться. Да еще после ваших вчерашних соблазнов.
 - Выходит, усугубил? Но все это я и опять ей повторю. У нее выбор должен быть, чтобы не от безысходности кинулась к тебе. Но я постараюсь тебе помочь. Сейчас я домой, а к вечеру завтра приеду.

 - Ребята, я к вам со своей музыкой. Оля, маленький сюрприз для тебя. Отгадай-ка, кто это?
 Она без особого интереса обернулась к экрану. Евдокимов поставил кассету. И как только панорамные кадры сменились крупным планом, на лице Ольги появилось изумление. Она перевела взгляд с экрана на Алексея, потом назад и снова на него, будто не доверяя своим глазам.
 - Кто это, Алеша? - недоуменно проговорила она.
 - Это отец его, Оля, - Виталий Глебов. Человек, которого я глубоко уважал и до некоторой степени боялся. Я тебе за кассету эту, Алеша, не сказать как, благодарен. Такое удовольствие ты мне доставил.
 - Он что, профессиональный певец? - спросила Ольга.
 - Нет, всерьез он этим никогда не занимался. Правда, пока не уехали, он пел здесь, зарабатывал этим.
 - Ты, Оля, ресторан "У Сильвера" знаешь? "Сильвер" тогда за счет него процветал. Виталия Глебова до сих пор помнят, записи его прошлые ходят. Но не знал я, Алеша, что он опять поет.
 - Да он и не собирался. После переезда долго не пел. Иной раз месяцами про гитару не вспоминал. Сердился, когда мама и Антон просили петь, говорил, что весь его репертуар - сплошь пошлость и безвкусица или отшучивался, предлагал пленки слушать. Наверно, просто не было того состояния души, для песни. Он весь в другом был.
 - Глебов - человек масштабов, половины не признает. Представляю, как он в новое дело вгрызался.
 - Зато теперь он знает все до тонкостей, и оно уже не требует его всего. Наверно поэтому отца снова потянуло к музыке. Играл мелодии к хорошим стихам. Не писал, а по памяти, импровизировал. Сначала только в узком кругу, потом друзья узнали - у нас часто гости бывали, и я помню, как отца всякий раз просили петь. И тут кому-то в голову пришла гениальная идея - правление подарило отцу к юбилею фирмы студию. Он был страшно зол, устроил им разнос. К чести членов правления - они вели себя смиренно и стойко. У них был единственный, но неотразимый аргумент: они твердили, что как добрые христиане, спасают отца от страшного греха - не позволяют закопать талант в землю.
 - Эта кассета записана на той студии?
 - Да. Отец, как ни протестовал, они уговорили его записать одну-единственную кассету. Он согласился, чтобы его оставили в покое. А они купили время на ТВ и показали три песни. Для отца успех стал полной неожидан 2000 ностью - о карьере певца он и не помышлял. А тут звонки пошли, предложения. Эта кассета, что я привез, уже третья.
 - Так отчего ты все три не привез?!
 Алеша пожал плечами.
 - Отец передал одну. Он не слишком серьезно ко всему этому относится.
 - Оттого, что дается ему легко, - сварливо проговорил Евдокимов.
 - Может быть. Он записывается только на своей студии. Никогда "живьем" не выходит и очень редко соглашается сняться на ТВ.
 - Какой у тебя отец... Что же ты даже не упомянул? Для тебя это тоже - не серьезно?
 - Отчего же? Отцом я горжусь. Но он - не предмет для хвастовства.
 - А он тебе и про мать еще не говорил.
 - Она что... тоже?..
 - Нет, - засмеялся Олег Михайлович. - Она не поет. Она то, что в жизни бывает очень редко. Знаешь, что?
 - Нет.
 - В жизни редко случается чудо. А вот мать его - Кира Ясная - и есть чудо. Алеша, я все спросить хочу, нет ли у тебя с собой фото? Очень хочу посмотреть, какие они теперь?
 Улыбнувшись, Алексей раскрыл бумажник, в обложку которого было впаяно семейное фото Глебовых.
 - Из всего, что у меня взяли, это почему-то больше всего жалко было.
 Крез, внимательно разглядывая лица, проговорил:
 - А Кира и не постарела как будто. Расцвела. Я ее молоденькой видел, девчонкой почти.
 Он протянул снимок Ольге. Она долго и пристально всматривалась в лица Виталия, Киры...
 - А это кто, Алеша?
 - Анютка, сестричка.
 Кинув еще взгляд на фото, Оля вздохнула:
 - Хорошая у тебя семья, Алеша. Какие лица светлые.
 - У них замечательная семья, Оленька. Виталий и Кира - поразительно красивые люди. То, что внешне - я не про это. Их настоящая красота в другом, - Крез внимательно и серьезно посмотрел на Ольгу. - А ведь у тебя есть возможность узнать их. У тебя был выбор, Оля, ты подумала?
 На ее лицо как будто облачко надвинулось, погасило его теплый свет. Она долго посмотрела на Алексея, чуть улыбнулась виновато и печально.
 - Прости, Алеша. Я верю, семья у тебя замечательная, но я... какое отношение к этому имею? Как ты меня представишь? Правду скажешь? А профессию мою назовешь?
 - Оля! - с досадой воскликнул Алексей, но как будто одернул себя, тихо добавил: - Не смей. У меня ощущение, что ты с садистским удовольствием тычешь в свою рану. Да, в семье мы ничего друг от друга не скрываем. Но еще я скажу, что ты - Богом посланное мне спасение.
 - Спасение?.. Алеша, я ведь тогда про тебя ничего не знала... Я думала, что ты один из них, такой же... Что дверь открыла... Может, я больше им досадить хотела, чем ради тебя...
 Крез резко поднял руку, прерывая ее.
 - Скажу тебе вещи страшные и жестокие, но все равно скажу, чтобы больше не слышать подобные глупости. Значит, не ради Алексея на смерть такую мученическую себя обрекала? А ради кого? Травиться-то чем собралась? У тебя что, цианистый калий в тумбочке завалялся? Ведь наверняка лекарством каким-нибудь, а от него помирают долго. У тебя этого времени не было - шерхановы щенки прикатили минут через пять после твоего возвращения. Да прежде, чем ты померла, они бы на кусочки тебя порезали. Это в лучшем случае. А вернее - отходили бы тебя от смерти, а уж потом Шерхан бы за тебя принялся. Ты, Ольга, не глупа и если скажешь, что не подумала про это, так я тебе не поверю.
 Она сидела бледная, ни на кого не глядя.
 - Зачем вы так, Олег Михайлович? - укоризненно проговорил Алексей, подходя к ней.
 - Извини, Оля, но это все правда. И ты все понимала. Зачем же глупости говорить?
 Алеша сел рядом с креслом на ковер, посмотрел снизу ей в лицо. Глаза их встретились. Отчего-то Ольга не могла выдержать его прямой, открытый взгляд. Оттого, что смотрел он в самое сердце, а там было черным-черно? Но сейчас она не отвела глаза. "Да, неправду я сейчас сказала. Ради тебя это было. Чтоб тебя спасти." Как давно ей не встречался человек, для которого она не была только средством удовлетворения похоти. Который защитил. Что будет с ней - все равно. Если даже этому, из Системы, показалось гнусностью то, что с ней делали, - как, почему она терпит? За жизнь цепляется? Разве это жизнь? Ради дочери? Лучше Наташке никогда не понять про нее... Она толком и не видела его до того утра, когда вошла к нему. А когда увидела, глаза его, рубашку кровью испятнанную... Почему-то прожгло тогда ощущение, предчувствие - ему отсюда не выйти. И стало не страшно умереть вместо него. А он отказался... Это было полной неожиданностью, она растерялась тогда... Оля чуть улыбнулась - дрогнули уголки губ.
 - Сделай, как я прошу, - сказал Алексей. - Я очень хочу, чтобы вы со мной поехали. Если вы тут останетесь, мне спокойно не будет. Никогда.
 Крез не дал ей ответить, заговорил:
 - Из того, что в прошлый раз сказал тебе - ни слова назад не беру. И все же Алеша прав насчет "спокойно не будет". Этот червячок и меня точит, если уж честно тебе сказать, Ольга. Уж больно зол на тебя Кочевник. А в злопамятстве его мы убедились, для него срока давности не существует. А ну как западет он на то, чтобы рано или поздно поквитаться с виновницей провала его шикарного плана? Как мне уберечь тебя, Оля, - не вечный я. Тем более что отношения наши приняли такой оборот, что миром дело кончить нельзя. Будет война. И начнется она, как только вы в безопасном месте окажетесь. Разборка мощная предстоит. Они убедятся, что благодушие мое - не слабость, и у старого волка еще достаточно зубов, чтобы у всякого отбить охоту кусать его. Они этого хотели, они это получат. Из двоих один останется, и я не уверен, что этим одним непременно я буду. Может, это моя последняя охота, но она будет славной, и в любом случае я ни о чем не пожалею. Поэтому много времени на размышление я вам отпустить не могу. Завтра утром ты, Ольга, скажешь, на что решилась и я отдам нужные распоряжения.

 Улетали они из аэропорта на двести километров удаленного от города Креза.
 - Счастливо тебе, Алеша. Что приехал - спасибо. Не много у меня таких праздников для души в жизни было. Ты ведь не жалеешь, что приехал, правда?
 - Сожалею? Что вы!
 - Правильно. Все хорошо. И для меня тоже - что ни случается, все к лучшему. Ты, как катализатор сработал, ускорил развязку. Отцу скажи - настоящий он мужик, такие редкость. Хорошо, что есть на земле глебовская порода. Ты, Алеша, тоже сына вырасти, непременно. А если Олегом его назовешь, вот славно будет. Моего корню не останется, так хоть вот так, краешком прикоснусь, хоть знать, в ком имя мое дальше жить будет.
 - Хорошо, Олег Михайлович, это я вам обещаю. Если будет у меня сын, назову его Олегом.
 - Будет, Алеша, непременно будет. Продолжатель рода должен непременно быть. А маме передай... - он улыбнулся задумчиво и замолчал.
 Крезу хотелось спросить: "Знаешь ли ты, чего стоит твоя мать? Знаешь ли ты, что отца ждала моя судьба? Посмотри на меня - вот таким он был бы: одиноким, с оборванными корнями, и так же, как я, имел бы много лиц. Знали бы его жестоким, кровавым, кому не преграда ни кровь, ни смерть; и великодушным знали бы. Но мало кто знал бы о страдающей душе, обделенной теплом и лаской. Нет, Алеша, тебе и в голову не приходит сейчас увидеть на моем месте отца, потому что в жизнь Глебова вошла маленькая хрупкая женщина, такая слабая, беззащитная... - Крез вздохнул. - А вот займи Глебов его место, Кочевник не появился бы. Глебов двадцать лет назад рассмотрел его паскудную душонку, предупреждал - "восточный человек".
 Ничего этого Крез не сказал. Улыбнулся:
 - Ничего не говори. Поцелуй за меня. Перед Кирой Ясной можно только преклоняться, а говорить - что скажешь? Оленька, - повернулся он, - тебе подарок. Я бы хотел, чтобы он свадебным был.
 Она быстро и коротко глянула на Алексея, сказала:
 - Олег Михайлович, подарок не к месту... брак-то у нас...
 - Ох, только не надо этого слова. Я и сам помню, не склеротик еще. Но я сказал - хотел бы. Все это словословие, а суть - вот.
 Он вынул из кармана небольшой пластиковый прямоугольник.
 - Что это? - не притрагиваясь к нему, спросила Ольга.
 - Кредитная карточка. Вот буковки видишь? Это название банка в Берне, там на твое имя открыт счет вот на эту сумму.
 Алеша взял карточку, взглянул на цифры и пристально посмотрел на Евдокимова.
 - Олег Михайлович!..
 Тот жестом остановил его.
 - Это твое приданое, Оленька. Дочери у меня нет, давать мне его не за кем, так будь мне дочкой хоть вот так.
 Ольга испуганно смотрела на Алексея, не зная, как реагировать.
 - Да ты на него не смотри. Сама говоришь, что он не супруг, а фикция. Фикция и есть - женился, супругу даже поцелуем не одарил.
 - Олег Михайлович, - недовольно проговорил Алексей. - Это вы оставьте, это мы без вас.
 - Понятно, - вздохнул Крез. - А вот я бы не отказался. Позволишь, фиктивный супруг?
 Улыбнувшись, Ольга шагнула к Евдокимову, и он крепко расцеловал ее.
 - Счастья тебе, дочка. Себя - люби, ты того стоишь. А ему - верь, всему, что говорить будет, верь. Завидую, что тебе только предстоит еще познакомиться с его семьей - и восхищение впереди, и любовь к ним. Правда, завидую. - Он наклонился, взял на руки Наташку. - Вот кто всех счастливее будет. Право, я чувствую, расти будет в любви и неге, в достатке. Вот меня забудет, жаль, - вздохнул он. - Вот, для памяти.
 Он вынул из кармана и надел ей медальон. Прижал к себе кудрявую головку, поцеловал. Глаза его наполнились влажным блеском.
 - Видать, заразился я таки от того сумасшедшего профессора - к деткам стал душой слаб. Эх, плюну я на все дела и уеду к нему на заимку - что мне еще надо в этой жизни? - Он вздохнул, поставил девочку на пол.
 - Как вы со счетом успели? - спросил Алексей.
 - Самолеты, Алеша, каждый день летают и помощников много - было бы желание.
 - Удачи вам.
 - Спасибо. Удача мне пригодится. О, посадка! Идемте, ребята, славно мне с вами было.
 Оля подошла, поцеловала в щеку. Губы ее вдруг задрожали, она шепнула:
 - Простите... Я плохо о вас думала.
 - А теперь думаешь, я хороший? - засмеялся Крез. - Зря. Я - всякий. Вот он - хороший, ему верь, это тебе мой наказ, дочка.
 - Я буду помнить. Спасибо за все.

 Сначала Анюта была в бешенстве, места себе не находила, готова была кусаться от злости. Как он посмел!? Как посмел!? Да она шагу не сделает к нему! Пусть придет и объяснится и неизвестно еще, будет ли прощен! Ничтожество! Самец! Какая грязь! Как гадко!
 Но никто не летел ей во след с извинениями, никто не спешил давать объяснения и оправдываться. И мало-помалу буря в душе Анюты стихала, она обретала способность более адекватно оценить ситуацию, в которую нечаянно попала.
 Кто виноват, что, придя по делу, и, не застав хозяина дома, она решила дождаться и неожиданно заснула в его огромном, уютном кресле. А потом ее разбудил шум, и она выпорхнула на лестницу - вот она я! Подарочек! Увиденная вчерашней ночью сцена со всеми подробностями возникала перед Анютой, и она готова была биться головой, чтобы выколотить ее из памяти. И тогда она начинала говорить себе: он одинокий, независимый мужчина, не связанный ни перед кем никакими обязательствами. Интересный, обаятельный, нежный... И Анюта против воли снова видела запрокинутое лицо женщины в пышном обрамлении темных волос - на фоне стены они казались черными... Анюта изо всех сил зажмуривалась, словно это происходило сейчас, наяву. Но это не помогало, и возникали его растерянные глаза, обращенные к ней. И даже саму себя видела - как ошарашено замерла столбом... Кто эта женщина? - мучилась Анюта вопросом. - Его подруга? И какой-то женской интуицией угадывала - не тянет она на его женщину, это девка с улицы, снятая им на ночь. И вновь в ней вспыхивало негодование и чувство брезгливости, но одновременно, как ни странно - облегчение.
 Однако, почему он не приходит? Не придал этой нечаянной встрече такого значения, как она? Не считает нужным комментировать свои поступки? Или не идет от стыда? Или сердит на нее, Анюту?
 К концу дня Нюта не находила себе места уже по другой причине - она должна была увидеть его, чтобы получить ответы на эти свои вопросы. Пусть он и не скажет ничего, ей бы только на глаза его посмотреть...
 Дом был погружен в темноту. Его что, опять нет? Входная дверь оказалась незапертой и легко подалась под ладонью. Темнота просторного пустого холла была наполнена шелестом дождя. Она поднялась по лестнице, подсвечивая себе под ноги брелком-фонариком. На втором этаже остановилась в нерешительности, потом уверенно направилась к его кабинету.
 Нюта не ошиблась - он был здесь. Не замечая ее, облитый светом наружного фонаря, он стоял у окна. Поднял руку, вздохнул, запрокинул голову и залпом опорожнил стакан, оказавшийся в его руке. Сразу за этим она услышала короткое звяканье стекла и бульканье. Анюта нашарила клавишу выключателя, и яркий свет залил комнату.
 Он обернулся и несколько секунд, щурясь, смотрел молча. Потом проговорил без удивления:
 - Откуда ты, прелестное дитя?
 Вопрос был, скорее, риторическим и Нюта посчитала возможным не отвечать на него.
 - Случилось что-нибудь? - Он подошел к ней, резко пахнуло спиртным, Анюта поморщилась.
 Антон сказал:
 - Извини, ребенок, - и вяло помахал ладонью перед лицом.
 - А у тебя ничего не случилось? - поинтересовалась Анюта.
 - У меня? - Он вздохнул. - Малышка, тебе лучше уйти, я в отвратительном настроении, - сообщил он. - Пьяный забулдыга - плохая компания для маленькой девочки.
 Анюта прошла мимо него, стряхнула с ног мокрые туфли и забралась на диван, поджав ноги.
 - Значит, вот так? - Антон некоторое время, покачиваясь, смотрел на нее, потом сморщился и сказал: - Я весь прокис...
 - Раскис, - подсказала Анюта.
 - Я и говорю. Я сам себе противен, когда я такой. Анютка, будь человеком, иди отсюда.
 - Так почему у тебя отвратительное настроение? - усмехнувшись, спросила она.
  Антон вздохнул и отвернулся в окно, лицо его укрылось в тени. Шелестел дождь в листве платанов. Анюта пыталась понять - от вчерашней встречи он впал в такое уныние? Но, судя по тому, как он с ней разговаривает, - едва ли, он как будто и не помнит о том. Тогда что?
 - Антон... - напомнила она о себе.
 - Помнишь, я знакомил тебя в клинике со своей пациенткой?
 - Конечно. Это та очаровательная девчушка?
 - Правда, помнишь?
 - Ее зовут Олби и у нее удивительные голубые глаза.
 - Она умерла вчера ночью. Я не смог одолеть эту проклятую болезнь. Столько раз казалось, что вот, уже лучше! А потом снова все возвращалось, - казалось, Антон разговаривает сам с собой. - Маленький стоик... Эта ее неизменная доброжелательность... Она никогда не жаловалась и не капризничала. Ты понимаешь, она меня утешала, когда ей становилось плохо! Она - меня. Непостижимо! Я приносил ей шоколад, и она так радовалась, а оказывается, она не любила шоколад.
 Антон поднес руку к лицу и обнаружил в ней стакан. Некоторое время удивленно рассматривал эту композицию, но, кажется, уже не видел того, что было перед глазами. Взгляд скользнул за окно, вдаль, сквозь дождь.
 - В последние минуты рядом с ней никого не оказалось. Я знал, что это может случиться внезапно и просил не оставлять ее одну... Наверно, ей было страшно. Мне отдали письмо Олби. Она знала, что умрет, и написала мне письмо... Я не смог прочитать его до конца. Господи! Чего я не сделал для нее!?
 - Антон, - он обернулся и увидел в ее глазах непролившиеся слезы. - Можно, я выпью с тобой? Я хочу выпить за Олби, за то, что она избавилась от страданий и обрела покой.
 Антон подошел к бару.
 - Что тебе налить?
 - Того же, что себе.
 - Я водку пью.
 - Значит, водку.
 - Мне сегодня только пьяных детей не хватало, - пробормотал Антон, но плеснул Анюте из своей бутылки.
 Горло опалило огнем, она посидела с закрытыми глазами, потом сказала:
 - Ты все для нее сделал, бол 2000 ьшего бы никто не смог. Ты сам знаешь, что ее болезнь была настолько редкой, что ее и лечить поэтому не научились. Благодаря тебе она прожила дольше. Это ты тоже знаешь. И не от того тебе плохо, что не сделал что-то. Ушел очень светлый человечек, поэтому... Утешься тем, что теперь ей лучше, чем было здесь. Душа ее жива и теперь счастлива - думай об этом.
 - Откуда вы беретесь, маленькие, такие мудрые женщины? - Он вздохнул. - А ты чего среди ночи прилетела, по дождю?
 Зачем она приехала, Анюта и сама не знала. Поддалась нестерпимому желанию увидеть его.
 - Может, почувствовала, что тебе плохо.
 Он усмехнулся:
 - Брось это, Нютка, ты не нужна мне в качестве опекунши. Я достаточно большой мальчик, не нуждаюсь, чтобы мне сопли и слезы утирали. А то, что прокис... пардон, раскис перед тобой, так это ты меня в такой момент застала. Я просто хотел по-русски помянуть нерусскую девочку Олби. Теперь отправляйся бай-бай, малышка. Я страшно устал и хочу спать.

<<назад || продолжение>>

Статья была опубликована на персональном сайте автора Раисы КРАПП

На нашем сервере публикуется с любезного разрешения автора. Все права защищены.