И С К У П Л Е Н И Е (Раиса КРАПП) страница 25

Из теплого сумрака пахнуло сонной тишиной и запахом малыша. Вартан шагнул, вдруг замер, закрыл глаза.

- Нет... Прости... Не надо.

Кира внимательно посмотрела на него, прикрыла двери.

- Знаешь, идем на кухню. Ты голоден? Я тебя накормлю.

- Нет, есть не хочу. Хочу выпить. Можно?

- Можно.

Вартан наполнил стопку и сразу выпил, не дожидаясь, пока Кира поставит на стол закуску.

- Все, не надо ничего. И бутылку убери.

Кира села напротив него.

- Откуда ты?

- Коротко сказать - с войны.

- Но ведь ты не хотел!?

Вартан развел руками.

- Расскажи, - почему? Что с тобой случилось?

Он молча крутил в пальцах стопку, наконец, проговорил:

- Не спрашивай. Рассказывать страшно.

- Когда приехал? - помолчав, спросила Кира.

- Сегодня.

- Снова к другу?

Вартан тяжело поднял глаза, угрюмо проговорил:

- Нет больше друга. Похоронил я его. Там.

- Бог мой! Почему? Он тоже, грузин?

- Нет, он русский был... Я виноват, я позволил ему со мной идти.

- Не надо, Вартан. Зачем ищешь вину там, где ее нет? Ведь он сам захотел, да? Наверно, настоящий друг был, раз пошел, захотел беду твою разделить. Значит, так надо было.

- Не знаю, - помотал Вартан седой головой. - Ничего не знаю. Я живой, а его нету.

- Как странно, - горестно проговорила Кира. - Ты говорил о нем, и он уже как будто не совсем чужим стал. И вот его нет, а я и не знаю, каким он был.

Вартан вынул из нагрудного кармана маленький прямоугольник с обмятыми краями. С полароидного фото на Киру смотрел светловолосый молодой мужчина с хорошим, открытым лицом. Он стоял, привалившись к кирпичной стене, на груди - автомат, на нем лежат руки - большие кисти устало опущены. Видно, что не позировал, окликнули - поднял голову. Внизу, на белом поле, размашистым, уверенным почерком: "Другу на память. Свешников Иван".

- Что вы делаете, мужчины? - покачала Кира головой. Помолчала, спросила: - Ты к родным его приехал?

- Не к кому. Мать с отцом, слава Богу, не дожили. Жена... Живого предала, а теперь она ему не нужна. Сын есть. Иван очень любил его, скучал. Но он маленький еще. Так плохо мне, Кира! Как камень вот тут лежит. Глаза у меня другие стали, хорошего совсем не видят. Или вправду вокруг одна грязь и паскудство. Порвалось во мне что-то, жить не хочу. Я ни к кому не приехал, - к тебе, Кира. Только ты не пугайся, мне только увидеть тебя надо было. Увидеть, что осталось в этом поганом мире что-то, из-за чего стоит жить, иметь силы жить. Я вот посижу, посмотрю на тебя, мне и довольно, я уйду.

- Назад?

- Нет, я свою войну закончил.

- Это хорошо, правильно. Тебя ждут. Там люди, которые тебя любят, мать, жена. Ты им нужен.

Он хмыкнул, подтвердил:

- Жена.

- Ты... нехорошо сказал... Вы расстались? - Он покачал головой. - Но ты любишь ее?

Он ответил не сразу, потом, глядя в стол, проговорил:

- Думал, что люблю. Потом понял, что любовь, это совсем другое.

Он поднял глаза, в упор посмотрел на Киру. Она не отвела глаза, смотрела прямо и строго. Вартан горько усмехнулся, первым отвел глаза.

- Теперь у меня одни долги. Перед ней, перед детьми, перед сыном Ивана. Я знаю, мне поэтому жить надо, раз пуле не нужен оказался. Только я не смог сразу к ним.

- Вартан, почему ты там оказался? Ты же не хотел.

Он тяжело вздохнул, помял лицо рукой.

- Не хотел, да. И сейчас знаю - прав был. Неправда, что аллах посылает убивать. Человек не имеет права отнимать жизнь у другого. Меня наказал за это - друга отнял. Это хуже, чем самому умереть. Но если мать говорит, что душа отца страдает неотомщенная... Если невестка плачет и глаза отводит... Разве я шкуру свою в Сибири спасал? Ты, Кира, скажи - ты подумала хоть одну минуту, что я уехал, потому что трус, за шкуру свою дрожал? Честно скажи!

- Нет, Вартан.

- Мальчишка, сын брата, ему пять лет... На улице с пацанятами играет, и я случайно слышу, как он говорит, что вот подрастет немного и поедет в Грузию, убийцу отца найдет. И мне начало казаться - я их предал, я в их смерти виноват, я виноват, что живу. Традиции нарушать трудно. Я - не смог. Не смог дальше жить с чувством вины. Сейчас вины нет, кровь смыла. Но мне от этого не стало легче.

Он замолчал. Долго сидел, опустив голову. Кира ждала. Она чувствовала, что ему надо выговориться, сказать кому-то все, что камнем давило на сердце. И Вартан заговорил, хотя совсем не собирался делиться с Кирой тяжким грузом пережитого, так же, как когда-то давно Кира неожиданно раскрылась перед ним, так теперь он распахнул перед ней свою душу. И эта кровоточащая рана, как живой водой омывалась Кириным участием, состраданием. В ее глазах он видел отражение своей боли. Как интуиция ведет раненого зверя к целебному источнику, так и его безошибочно привело сердце в этот крохотный мир милосердия, добра и любви. И душа невольного солдата-убийцы, не палача - жертвы, очищалась здесь от скверны и надругательства, учиненного над нею.

- Первый раз убивать страшно. Очень страшно. Это в себе что-то убиваешь, какой-то очень важный запрет рушишь. И когда это в себе разрушишь, потом - ничего. Думаю, человек в убийце умирает, а остается животное, зверь. Я видел, в каждом хищник сидит и от запаха крови, от одного вида ее звереет. Я тоже кровью меченый, мне ею до сих пор пахнет. Я к твоему ребенку подойти не смог - грязный я. Оказывается, человеческая жизнь такая хрупкая, как тонкая паутинка, ее движением пальца порвать можно. Из всех, кого аллах создал, человек самый беспомощный. Я говорил себе - не думай, думать совсем нельзя. Стоит понять, что делаешь - горе сеешь, зло множишь - умереть хотелось. Почему не убил себя - не знаю. Только не потому, что боялся или жить хотел. Пулю искал, на опасное самое шел - разминулся. Не думать я научился. Все кричат - и ты кричи, все стреляют, все убивают. Если все, то нет вины одного. Сознание меняется. Забываешь, что есть мужчина, воин, а есть - ребенок, женщина, старик. Помнишь только, что все они одно - враг, врага надо убить. Сколько кровников теперь у меня! Если поделить меня захотят, трудно им будет договориться. Я так жить не хотел. Хорошо, что ранило. Я как будто выпал из войны, а тут - мир, ходи во весь рост, ползать на животе не надо.

Небо за окном прочертил стремительный зигзаг, и резкий раскат грома оглушительно взорвался над самой головой. Кира вздрогнула, посмотрела в окно, спросила:

- Так ты из госпиталя теперь?

- Да.

Ливень хлынул разом - обвальный, стеной. Враз упала темнота. Кира встала, включила свет. Рокочущий грохот обрушивался сверху.

- Страшно мне своих увидеть. Мать. Боюсь, что ненавижу их. У меня душа холодная, как гранит делается, только подумаю, что к ним возвращаться надо. Холодно мне там. Думаешь, я с женой, как с тобой говорить буду? - Он покачал головой. - Она грузинка. Покорная, покладистая. Старших уважает, законы наши чтит.

- Не надо так, Вартан, это несправедливо... Ты мужчина, ты должен быть сильным. Прости их, они ведь гораздо слабее тебя. Горе в них говорило. Не материнское же сердце послало тебя в тот ад. Прости их.

- Да, я постараюсь. Хорошо с тобой, Кира, легко. Ты счастлива?

- Да, очень. - Она не удержала светлой улыбки. - Об этом не скажешь.

- Я рад. Знаешь, мы с Иваном много говорили о вас.

Кира удивленно подняла брови.

- Я рассказывал о тебе, а Иван знал твоего мужа.

- Он был знаком с Виталием? - изумилась Кира.

- Не так, как ты подумала. Твоего мужа в городе все знают. Иван рассказывал, какая красивая свадьба у вас была. А почему мужа так долго нет? А, наверно, он поздно очень приходит? Ты не беспокойся, Кира, я скоро уйду. Позволь немного грозу пережду. Утром у меня поезд, билет уже купил.

- Как ты нашел меня?

- Пошел в дом твоей матери, а там чужие люди живут.

- Да, мамы уже нет.

- Жаль, - сказал Вартан, - правда, очень жаль. У твоей мамы было очень русское, очень доброе лицо. - Он вздохнул. - Но у тех людей сохранился ваш адрес.

- Все просто, оказывается, - улыбнулась Кира. - Совсем я плохая хозяйка, гостя за пустым столом держу.

- Нет-нет, не беспокойся, я есть не хочу.

- И ты, грузин, говоришь мне, что гостя не надо накормить? - засмеялась Кира.

Гроза уходила, но дождь не затихал, лил, как из ведра. За ужином, за чаем, за разговором время летело незаметно. Вартан посмотрел на часы и недоуменно проговорил:

- Вах! Мои часы спешат? Нет? Извини, я не заметил, что так поздно. Тебе отдыхать пора, - он поднялся.

- В такой ливень? Промокнешь.

- Такси вызову.

- Я принесу телефон. Ты в какой гостинице остановился?

- Зачем гостиница, - ответил Вартан, листая справочник. - Днем приехал, утром уеду - зачем гостиница? Я весь тут. Девушка, прими заказ пожалуйста... Постой, повтори еще пожалуйста. Зачем так говоришь , почему нет? А когда будет?

Он положил трубку, виновато развел руками.

- Сказала - машин нет. Звоните, сказала.

Кира улыбнулась.

- Не переживай. Попозже позвоним. Глядишь, и дождь кончится.

- Нехорошо получилось.

Он подошел к окну, машинально потер левое плечо.

- Ранило тебя куда?

Он быстро опустил руку, потом усмехнулся, сказал:

- Личный барометр теперь имею - дождь без ошибки определяю.

- Знаешь что, - сказала Кира. - Ложись-ка ты спать. Поздно уже. Не будет сегодня такси, а автобуса тем более не дождешься, вымокнешь только. А переодеться тебе, я так думаю, не во что. И до дома в мокром будешь, ко всем твоим неприятностям, еще и заболеешь.

- Нет-нет, Кира, нехорошо. Муж прийдет, сердиться станет.

- Не беспокойся, все нормально, - Кира направилась к дверям, пресекая возражения.

Застилая диван в гостиной, спросила:

- Твой поезд во сколько?

- В восемь.

- Спи спокойно, я разбужу. Спокойной ночи.

- Спасибо тебе, Кира.

Она лежала в постели с открытыми глазами, сон долго не шел.

Какое счастье, что ее не может коснуться то, что происходит в другом, страшном мире. Знала она, разумеется, про "очаги конфликтов", но происходило это где-то далеко и вдруг подступило вплотную. Вдруг приходит человек оттуда, и впервые до конца понимаешь весь ужас происходящего. Когда обаятельный, веселый, славный парень приходит с седыми висками и не может подойти к ребенку, боясь осквернить его, понимаешь, что мир не нормален, он вывихнут. Зачем и кому понадобилось делать из него убийцу? Сейчас, наедине с собой, Кира не могла оправдать ту женщину, которая послала своего последнего сына убивать и умирать.

По виску тихо скользнула слезинка.

Киру разбудили торопливые горячие губы, чужие руки лихорадочно ласкали ее плечи, шею, волосы. Но они же стали жестким капканом, когда Кира рванулась, пытаясь уйти от жадных губ.

- Не смей! - вскрикнула она, изо всей силы отталкивая его.

Он вздрогнул и застонал, и Кира отдернула руки - под ладонью она почувствовала марлевую наклейку.

- Уходи! - вскрикнула она, пытаясь разорвать тесные объятия. - Не смей!

- Любимая... Душа моя, Кира,.. - дохнул ей в лицо горячечный полушепот. - Пожалей ты меня, не прогоняй... Я уйду утром... Совсем уйду. Навсегда... Дай мне забыться хоть на час... Мне больно, сердце мое... Подари мне только эту ночь... Только одну на всю жизнь... Никто не узнает, Кира, только ты и я...

Если бы он был грубым, если бы он силой ломал ее сопротивление... Но он целовал руки, отталкивающие его. Не требовал любви - молил о жалости. И Кирино "нет" тонуло в торопливых словах этой мольбы, глохло в поцелуях, застывало на губах...

И не хватило у Киры сил оттолкнуть его.

Дано ей было узнать, что не только любовь имеет власть над женщиной, то же делает с нею сострадание и жалость.

Это были безумные, короткие минуты забвения. Не любви - жалости, когда она забыла обо всем на свете, и остался с ней только этот мужчина, которого она видела третий раз в жизни. Но встречи их не были мимолетными, не из тех, что забываются в буднях. Короткие эти встречи незабываемо вплелись в полотно Кириной судьбы, как все, что имело отношение к ее Виталию. Переполненный горем и болью, он перестал быть ей чужим, в ней искал исцеления и забвения, молил о сострадании.

Его судьба была слишком жестокой к нему, и на ее стороне оказались все, в ком прежде всего он должен был найти поддержку и утешение - мать, жена... Не смогла Кира встать рядом с ними против него, не смогла оттолкнуть... В те короткие минуты узнала она, что любовь может горчить полынно, и каков вкус поцелуя, когда глаза полны слез.

Но забытье скоро кончилось. Оцепенев, Кира стояла у окна. С листьев тополя срывались крупные капли. В груди разливался холод, и разрасталось предчувствие: эта ночь что-то непоправимо разрушила.

- Кира, - позвал из темноты тихий голос, и она вздрогнула, судорога пробежала по лицу.

<<назад || продолжение>>

Реклама на сервере

<<Назад

Главная