И С К У П Л Е Н И Е (Раиса КРАПП) страница 7

- Вы что, - рассмеялась Кира, - неужели проглотите, не ответите? Это уже перебор, Глебов! Растерялись, что ли? Руками у вас ловчее получается. Ну, ударьте же, неужели не возьмете реванша?

Он быстро обернулся, глянул остро и холодно.

- Мы в разных весовых категориях, девочка, и я сейчас перед тобой - в весе пера.

Кире вдруг сделалось зябко в теплой комнате. Глебов увидел ее переменившееся лицо, нахмурился, провел рукой по глазам, глухо проговорил:

- Что я несу... Не слушайте меня, Кира...

- Отчего же? По-моему, только это и стоило слушать... Самое интересное началось - из-под ангельских одежд выглянуло копытце. Вы устали держать роль, Глебов? Возьмите тайм-аут, пойдите вон!

Виталий вдруг широко улыбнулся.

- Ну что вы за прелесть, Кира! Вы сами не знаете, что вы за чудо!

- Что это с вами? Уймитесь, держите свои восторги при себе, мне они без надобности.

- Я испугал вас, я видел... Но... вашему чувству достоинства можно позавидовать.

- Я устала от вас, Глебов, - тихо сказала Кира. - Пожалуйста, уйдите.

- Да, я скоро уйду. Но сначала выслушайте, не могу я уйти вот так, "показав копыто". Дайте мне несколько минут.

Кира усмехнулась.

- Будто вам надо мое разрешение! Я вас выслушаю - похоже, иначе от вас не избавиться. Но тоже поставлю условие: через пятнадцать минут вы уберетесь отсюда, и я никогда вас больше не увижу.

- Круто!

- И еще. - Кира посмотрела Глебову в глаза. - Был тот день. И вы никуда его не денете. И все ваши слова, - я их через тот день слышу, они изменяются в нем, как луч света в призме. Я не знаю, что вы хотите мне сказать, но я знаю, каким вы тогда были. Сверхчеловек! Какие слова вы можете мне сказать, чтобы я забыла ваши глаза... усмешку?..

- Вы должны меня выслушать... Как же мне пробиться к вам?!

Глебов помолчал, потом медленно заговорил:

- Никогда раньше не думал о Боге, о душе, о грехе, об, искуплении... А в последнее время вдруг стали такие мысли приходить. И я подумал - может быть, вы появились в моей жизни и наказываете за мои прежние грехи, вы - мое искупление?

- А за какие грехи вы мне в наказание даны?

- Я не в наказание.

- Да уж! Вы - в качестве подарка судьбы! Все это не по адресу, Глебов, я вам грехи отпускать не собираюсь.

- Погодите! - Нетерпеливый жест остановил Киру. - Меня очень мало заботило, что обо мне думают другие. Я знал, что умею нравиться, мной восхищались, искали знакомства - стоимость всего этого я хорошо представлял, потому и не ценил особо. Одновременно кто-то считал, что я негодяй и подлец, хотя в глаза не говорили, но и это меня мало трогало. И вдруг появились вы... - Глебов помолчал. - И оказалось, мне очень важно, что вы обо мне думаете. Но прежде я сделал все, чтобы выглядеть в ваших глазах самой последней дрянью. Я до сих пор вижу, как вы очень четко выговариваете свое "Ненавижу!" Я не понял тогда, что с этого мгновения перестал существовать для вас, как нормальный человек. Каждое ваше слово ко мне, как пощечина подонку. Все время, что прошло с того дня, я живу только вами, было очень мало дней, которые я прожил, не видя вас...

Кира вскинула удивленно глаза.

- Я приезжал к вашим окнам и ждал, что вы подойдете к окну, или хоть силуэт ваш на шторе увидеть... как на паперть... Это я, который прежде сам свое внимание, как милостыню бросал. Сколько раз я говорил себе: "Идиот, из-за юбки у тебя едет крыша! Это просто юбка!" Я злился и запрещал себе искать вас. И какое-то время мне даже казалось - ну, вот и все. Мне удавалось уйти с головой в работу, в загул ли - все равно - я уверял себя, что теперь у меня все нормально... Но этого хватало ненадолго. Приходило мгновение, и я понимал: "Господи, что же я душу свою насилую?! Ведь не надо мне этого ничего! Здесь, в этом городе есть женщина, которая для меня все. Так почему я должен отказаться от единственной радости, которая у меня есть - видеть ее?" Я бросал все, и мчался к вам, и понимал, что лгал себе, и что никуда уже не смогу от вас уйти... Я люблю вас, как любит человек никогда и никого до сих пор не любивший. Потому что любить - это верить, а я никогда не верил ни одной из женщин. Потому, что для этого надо уважать человека. Как минимум. Но оказывается, можно обожать, и обожествлять. Я не подонок, Кира, - он не нашел в ее глазах того, что пытался найти и губы тронула его странная улыбка-усмешка. - Вот и все... Других слов я не нашел. А этих, выходит, мало. Я помню ваше условие. Не бойтесь, я его выполню. Только... - он поморщился, - не примите это за барский жест... время сейчас трудное... Если вам вдруг плохо будет так, что край уже, если помощь понадобится...

Он подошел к стене, вынул авторучку и прямо на обоях написал адрес и номер телефона.

- Я надеюсь, вы не станете рвать обои, чтобы это выбросить.

Звонок запел длинно и требовательно.

В прихожей зазвенели возбужденные голоса: "Ты посмотри, она и вправду дома!.. С Новым годом, Кирюш! Можно, чмокну, пока Сережки нет? Представляешь, не дал мне выпить ни капли, спорил, что ты непременно прилетишь! Вы с ним что, договорились? А телефон чего отключила, мы дозвониться не могли... Эй, все, отстань со своими жалобами! Одевайся, Кир, поехали, тебя ждут все".

- Ребята, - Виталий услышал растерянность в голосе Киры, - не обижайтесь, я не поеду, - устала до смерти...

- Да ты что?! Спать собираешься? Вот глупости! Быстренько собирайся!

- Сереж, ты слышал? Она ехать не хочет!

- Почему? - появился новый голос.

- Устала, говорит.

- Там вздремнешь, Кир.

- Сережа...

- Э-э, бросьте вы разговоры! - вклинился кто-то хмельной и нетерпеливый. - Поехали! И выспишься там, и повеселиться успеешь - ночь длинная.

- Или хочешь, я тоже останусь? Отпразднуем вдвоем.

- Да послушай ты меня!

- Что-то случилось?

- Я не одна.

Шаги. Он остановился в дверном проеме. Постоял... Неловко повернулся... Хлопнула входная дверь...

- Кир, ты извини... - услышал Виталий.

Помедлив, он вышел в прихожую. Кира стояла, закрыв лицо рукой, обернулась, глаза полоснули презрением.

- Вы заразны, Глебов. Я стала такой же дрянью, - голос был слишком ровным, но губы вздрагивали, и Виталий видел, что только его присутствие не позволяет Кире расплакаться.

- Кира... - шагнул он к ней.

- Убирайтесь! - в ярости выкрикнула она.

Секунду помедлив, Глебов молча вышел. Лифт был внизу и Виталий, перепрыгивая через ступеньки, побежал по лестнице. Когда он выбежал из подъезда, "Москвич" выезжал со двора. Глебов громко свистнул, и машина притормозила. Он открыл дверцу, отыскал в полутьме Сергея.

- Выйди, - отошел в сторону.

Когда тот не спеша подошел, Виталий сказал:

- Вернись.

Сергей тяжело посмотрел на него.

- Кулаки чешутся? - усмехнулся Глебов.

- Пошел ты... - на скулах вспухли желваки. - Сволочь же ты... Что тебе от нее надо?

- Я обязан тебе доложиться? Сволочные у меня намерения, неужто не ясно.

- Послушай, если ты ее хоть пальцем тронешь... - стиснул Сергей в кулаке свитер Глебова.

- Если потрепаться хочешь, знаешь, где меня искать. А сейчас иди к ней и будь мужиком, не лезь с вопросами. Кира не виновата ни перед кем. Она меня не звала в гости.

Отошли новогодние праздники и снова начались будни. На людях Кира отвлекалась, но дома, сидя с вязанием у телевизора или с книгой, ловила себя на том, что давно не следит за событиями на экране, не вникает в сюжет - ею снова овладевали мысли о новогодней ночи. Глебов настолько вторгся в ее размеренную жизнь, что теперь она не могла просто выбросить его из головы. Он вошел в ее мысли с той же наглостью, с какой появился в жизни и уже невозможно было сделать вид, что его нет. Если бы еще не их встреча с Сергеем... До сих пор при воспоминании об этом ее охватывает чувство мучительного стыда и возникает лицо Сергея - закаменевшее, враз облитое бледностью... Господи, что он тогда о ней подумал?

Странно, что Сережка вернулся. Кира до сих пор не знает - почему. Просто, когда стояла и плакала, уткнувшись в пальто на вешалке, плакала от стыда и обиды, вдруг почувствовала на плечах чьи-то руки - обернулась испуганно и с облегчением уткнулась в его рубашку.

И все. Ни Сергей, ни она не сказали о случившемся ни слова. Сережка утешил ее, уговаривал, как маленькую девочку, увел в ванную, умыл. Потом стал подтрунивать над ней, шутить, пока она не рассмеялась сквозь слезы. А потом в так и не запертую дверь снова ввалились остальные и объявили ультиматум: им не интересно всю ночь сидеть в машине и если несносная парочка намерена уединиться, то они не против, только пусть сначала хоть выпьют с ними за Новый год. Сергей вопросительно посмотрел на Киру, и она махнула рукой - едем! Но и потом, в круговерти праздника, она так и не смогла отделаться от мыслей о Глебове.

И что еще хуже, - он остался с Кирой и позже. Она не хотела верить ни одному, сказанному им слову. "Он блефует, - уверяла себя Кира. - Это обыкновенная "лапша" для ушей наивных девочек". Но, несмотря на это, на улице она теперь чувствовала себя нехорошо. Прежде в толпе людей Кира была почти как на необитаемом острове - никому нет до нее дела и ей ни до кого. Теперь же она несла ощущение, что ее обшаривают чужие глаза. Кира даже старалась не очень смотреть по сторонам - боялась встретиться с его глазами, боялась, что страх ее подтвердится...

Кира злилась, обзывала себя шизофреничкой. "У тебя скоро разовьется мания преследования! - ругалась Кира, но переломить себя не могла - он поселил в ней иллюзию своего присутствия и это выбивало из ее размеренных будней.

Хотя внешне все как раз было прекрасно. И Сергей, и друзья, невольно втянутые в историю с Глебовым, казалось, напрочь забыли о нем. А сама Кира даже Светлане ни слова не сказала о своих новогодних злоключениях, не говоря о маме.

Татьяна Ивановна прекрасно отдохнула в семье золовки, с которой у нее были отношения, как с родной сестрой. Смена обстановки, долгие разговоры с близким человеком, сама возможность выговориться подействовали на нее очень благотворно, и она вернулась другим человеком - оттаяла душой, ожила и уже не пугала Киру застывшим, отстраненным взглядом в пространство. Она снова, как прежде, стала живо интересоваться Кириными делами и друзьями, знала всех ее коллег и любила, когда Кира рассказывала о работе. Татьяне Ивановне нравилось, когда к дочери заходили друзья. Тогда тихая квартира оживала, наполнялась негромкой музыкой, молодыми голосами, бесконечными разговорами, шутками и взрывами смеха. И Кира в такие минуты радовалась, думала, что время и вправду лечит - мама становится почти прежней: бесконечно доброй, заботливой, расположенной к людям. Скорбь по ушедшему раньше ее мужу ушла вглубь, в тайники души. Но только Кира все равно видела морщинки, которых раньше не было, и совершенно поседевшие волосы. В такие минуты сердце щемило от пронзительной нежности и жалости к милой, неумолимо стареющей маме; приходило горькое сожаление - Кире казалось, что раньше она не достаточно любила ее, была эгоистичной, чаще вперед думала о себе. Они как будто поменялись ролями: мама стала слабой, стала нуждаться в заботе, в любви, во всем том, что совсем недавно отдавала дочери, теперь то же самое делала для мамы взрослая, молодая и сильная дочь. Только Кира боялась не успеть отдать маме все тепло своего сердца и нежность, которую теперь испытывала. Но в последние месяцы горькая печать беды начала стираться и одновременно уходила Кирина тревога.

Тем страшнее и неожиданнее был сердечный приступ, случившийся у Татьяны Ивановны в начале весны.

Они только что вышли из-за стола - ужинали, потом долго пили чай, оживленно и весело болтали о чем-то. Татьяна Ивановна чувствовала себя прекрасно. Стали убирать посуду, Кира вышла. Когда услышала звон бьющихся тарелок и вбежала в кухню, Татьяна Ивановна оседала на пол, хватая ртом воздух.

Кира закричала, попыталась поднять ее, но маленькая, худенькая мама вдруг стала страшно тяжелой, вялое тело выскальзывало из рук. Кира бросилась к телефону, дрожащим пальцем набрала 03.

Татьяну Ивановну забрали в больницу. Кире поехать с ней не позволили, и она осталась одна в квартире, сделавшейся до ужаса пустой. Ночь черными проемами окон-глазниц смотрела на нее - беспомощную перед свалившимся горем.

<<назад || продолжение>>

Статья была опубликована на персональном сайте автора Раисы КРАПП

На нашем сервере публикуется с любезного разрешения автора. Все права защищены.