| ||||||||||||||
|
Они почти не разговаривали, только смотрели и смотрели друг на друга, как будто хотели возместить долгие месяцы разлуки. И с болью находили в любимых чертах ее печать. Кира нашла новую морщинку между бровями Виталия и жесткие складки у губ - она прикасалась к ним, словно хотела разгладить. И глаза у него стали другими. Раньше он смотрел на жизнь, как хозяин. Он был не просто уверен, а самоуверен в своем безусловном праве распоряжаться ею по своему усмотрению, и удача непременно ждала его - приди и возьми. Он триумфально шел по жизни. Теперь Кира искала и не находила этого - в почти неуловимой глубине глаз поселилось беспокойство. Но это было лицо ее любимого. Оно так часто являлось ей в снах, и Кира никогда не могла прикоснуться к нему. Оно уплывало, ускользало от нее, таяло... она молила не уходить, плакала и просыпалась в слезах. Кира и теперь еще боялась верить, что оно не исчезнет, как в тех мучительных кошмарах. А сердце Виталия как будто жесткая лапа сдавила - прихватило и не отпускало, - так страшно ему было видеть, что сделали месяцы разлуки с Кирой. Нет, не месяцы, не разлука - он сделал. Да что с ним было такое, почему оглохло и ослепло его сердце, почему слышал только свою боль? Не мог, не хотел переломить себя! Какой ничтожной теперь казалась та мука, которую он испытывал - или казалось, что испытывал? - по сравнению с тем, что было потом, когда потерял Киру. Она страшно исхудала - на всем лице одни глаза и остались. Темные тени делали их огромными, голубые веки, казалось, просвечивали насквозь. На бледном виске голубела пульсирующая ниточка. Припухшие губы делали ее лицо по-детски беззащитным. На щеках проступили едва заметные темные пятна. От внезапной догадки кинуло в жар. - Кира! - Она вопросительно приподняла брови. - Ты ждешь ребенка!? Какими испуганно-назащищенными стали ее глаза! - Это твой ребенок... У Виталия сжало горло. Подлец он! Подонок! - Родная моя!.. Прости меня, ради Бога! Я бесчувственное животное! Значит, если бы я не нашел тебя, я бы никогда о нем не узнал? Кира не ответила. - Бедная моя, бедная маленькая девочка, - Виталий положил ей руку на затылок, привлек к себе, нежно поцеловал, прикоснулся щекой к ее щеке. - Я идиот. Господи, я искал тебя одну, а нашел двоих!.. Спасибо, родная... спасибо за то, что он есть. - Но это единственное, что у меня оставалось... ради чего стоило жить. Я благодарила судьбу за него. А знаешь, когда я узнала? Когда тот парень появился, от Креза. А на другой день узнала. - Что случилось на другой день? - Приболела, вызвала врача. - Что с тобой было? - Да так, немного остыла, перенервничала, вот малыш и забунтовал. - Тогда тебя и навещала та женщина? Она показалась мне славной. - Она очень хорошая, - улыбнулась Кира. - Мне было страшно одиноко, пока она не появилась. Мария Сергеевна мне очень помогла. - И мне. Фантастика, что ты оказалась у нее. Я ждал чего угодно, даже, что меня просто выставят за дверь. Мне и в голову не приходило, что все мои длинные-длинные дороги закончились у этой двери. Кира медленно подняла глаза. "Длинные-длинные... Куда они уносили тебя, любимый мой? Я знаю только о двух, но и этих двух - слишком много... Зачем это нам? За что? Чтобы вспомнили о цене своего счастья? Чтобы было с чем сравнить и оценить милость судьбы?" Кира через силу улыбнулась, прогоняя закипающие слезы. - Ну, за двери-то тебя не так просто выставить, уж я знаю, - она тихо засмеялась. - Виталий, я бы хотела как-то поблагодарить ее, она ведь даже денег с меня не брала. - Непременно. Я об этом подумаю. - Боже! Как давно я не слышала этих слов!.. В дверях зала возник "их" водитель, выразительно постучал по часам. До самолета еще оставалось время, и Виталий решил сделать несколько звонков. Трубку долго не брали, потом пошел отбой, и Глебов снова набрал цифры кода и номер. На этот раз на другом конце отреагировали стремительно, разъяренно рявкнув: - Какого черта!? - Фи-и, граф, на каких помойках вас воспитывали? - презрительно бросил Глебов и беспардонно поинтересовался: - Ты дома? - А, это ты, наглец? - Крез зевнул в трубку. - Что, непонятно было, что дома никого нет? - А я хотел с тобой первым своей радостью поделиться. Ладно, перезвоню, когда дома будешь. - Неужели нашел? Ну, Глебов, везунчик ты, все-таки! И где твоя красивая оказалась? - Пермь знаешь? - Пермь... Я же туда посылал кого-то. - Да, Кира его даже видела. - С кем работать приходится. Мне бы такого помощника, как ты. - Не надо меня сватать. - А говорил, что благодарен по гроб будешь. - Насиловать меня ты не станешь? - Ну, для нас, если ты знаешь, нет плохих методов и хороших. Лишь бы результат. - Чего напрашиваешься, Крез? Потом опять скажешь, что я грубый и вульгарный. - А ты не груби старшим. Ладно, свидимся - договоримся. Ты ведь теперь неустойку с меня спросишь за халтурную работу. Сколько, не подскажешь? - Совесть подскажет. - Не на то поле ставишь. На моей совести банк не сорвешь, - засмеялся Крез. Виталий набрал уже привычный номер Светланы. - Глебов, откуда ты опять? - сонно спросила она. - С Новым годом, Светик! С Кирой хочешь поговорить? - Что!? - сон отлетел в один миг. - Ты нашел ее!? Виталий открыл дверь кабины и поманил Киру. Эфир захлестнул поток междометий, охов и ахов, вопросов, на которые не было времени отвечать. Разговор прервался объявлением о начале посадки. - Антону не успели позвонить, - сказал Виталий. - Пусть ему сюрприз будет. Яркая, бездонная голубизна лилась в иллюминатор. - О чем ты думаешь? - Виталий обнял Киру за плечи. Она повернулась к нему, ткнулась в плечо, тихо ответила вопросом: - Ты с кем разговаривал? Глебов прикоснулся губами к легким завиткам на виске, коротко ответил: - С Крезом. - Ты что... с ним? - Он только помогал мне тебя искать, а с той минуты, как ты со мной, нас уже ничто не связывает. - Виталя... ты веришь в его бескорыстие? - Нет, я его нанял, - засмеялся Глебов. - Не думай об этом. Правда, тебе не надо об этом беспокоиться, да и не о чем. - Я не могу не думать... С тобой я не знала, что такое беда... Теперь знаю. Я теперь боюсь будущего. - Кира переплела свои пальцы с пальцами Виталия, прижала к себе его руку. - Крез - плохой человек... и у вас какие-то отношения... Я слышала, что он очень хитрый, расчетливый - Умный. Он в пять минут тебя просчитал. Это ведь благодаря ему мы вместе. Губы Виталия ласкали Киру. Она молчала, но в этом молчании он по-прежнему чувствовал ее напряженность. - Не опасен нам Крез, это я наверняка знаю, хоть и не могу объяснить, почему. У него было много возможностей повязать меня чем-то. Раньше, до тебя. Он этими возможностями не воспользовался. Почему - я не знаю. Он умнее меня, и я не хочу пытаться разгадать его. Вообще-то тебе и не надо бы знать про него, но Светлана все равно проболтается. - Она о нем знает? - Это ты от нее услышишь. С эмоциями. Только не пугайте друг друга. Помолчав, Кира попросила: - Расскажи об Алеше. Виталий сдержал вздох, тихо выдохнул воздух. - Он все чувствовал. Скучал по тебе очень. - Спрашивал? - Нам с ним было очень плохо без тебя. Никогда нас больше не оставляй. У Киры было ощущение, что она долго-долго и тяжело болела и теперь вернулась домой, куда уже и не надеялась вернуться. И должно было пройти какое-то время, чтобы она и окружающие ее вещи привыкли, признали друг друга. - Устала, маленькая? - Немного. Где Алеша? - У Клавдии. - Поезжай, привези его. - Ты не будешь скучать? - Я прилягу. Только возвращайся поскорее. - Мама! Мама! - Алеша вихрем промчался по квартире. - Аленький! - Виталий услышал вскрик из спальни, и Алеша бросился туда. Кира плакала и смеялась, прижимая к себе сынишку, то отстраняла, чтобы рассмотреть, то снова крепко обнимала, осыпала его поцелуями. Они наперебой говорили что-то друг другу. - Какой ты большой стал! - смеялась сквозь слезы Кира. - Нет-нет, я никуда больше не уйду, честное-пречестное! Алешенька! - тормошила она его, лохматила волосы. - Я не плачу, солнышко мое, это от радости, я очень по тебе соскучилась. Куда ты, Алеша! - он неожиданно вывернулся из Кириных рук и выбежал из комнаты. В детской что-то загрохотало, и Алеша влетел назад, прижимая к груди свою любимую игрушку, без которой - Кира помнила - он не ложился спать. - Мама, я приготовил тебе подарок! К лапке пушистого зайчонка был привязан маленький мешочек. Кира развязала его и осторожно высыпала на ладонь содержимое - кусочки от разных шоколадок, маленькое печеньице, засахаренная долька апельсина, орех, любовно завернутый в золотую фольгу... Кира поняла, что этот мешочек Алеша собирал долго и терпеливо, откладывал в него часть своих лакомств. - Как же, Алешенька... - растеряно проговорила Кира, чувствуя, как подступают слезы, беспомощно взглянула на Виталия. - Зачем ты позволил... - прошептала она, ужаснувшись от мысли - а вдруг некому было бы вручить этот подарок, какой болью и разочарованием обернулась бы эта, любовно подготавливаемая радость... - Я не знал... - Мамочка, - говорил, ничего не слыша, Алеша, - я такое желание сказал Деду Морозу... Я у папы спросил про желания, и он сказал, что самые главные обязательно исполняются! Я попросил, чтобы ты дома была опять! Ни в силах вымолвить ни слова, Кира молча прижала к себе сынишку. Виталий подошел и обнял их обоих. - Вот оказывается, кому мы обязаны, - улыбнулся он, с любовью глядя на Киру. - Всего-то и надо было, чтобы наш малыш загадал желание. - Я тебя сильно-сильно ждал, - говорил Алеша, обхватив Киру ручонками за шею. - Я помню, ты сказала, что любишь меня... Я сначала думал, ты рассердилась, что я не слушался, и ушла, а потом вспомнил и стал ждать. Только больше не уходи на столько много дней, мамочка. Потом они сидели втроем, обнявшись, говорили друг другу милые глупости, подшучивали друг над другом, хохотали до упаду, и во всем мире не было человека более счастливого, чем маленький мальчик - на его небосклоне снова сияло ослепительное солнце и даже легкая тень не омрачала его. - Я хочу есть, - объявил Виталий. - Я тоже, - сказала Кира. - А я - нет. - Вот самого упитанного мы и съедим! - кровожадно зарычал глава семейства. Алешка завизжал, и они снова, хохоча, возились на кровати, пока Глебов не свалился на пол, и Кира с Алешкой объявили, что ему, самому не стойкому и готовить обед. И до тех пор, пока Виталий не позвал их к столу, они лежали обнявшись, о чем-то шептались. Только теперь у Киры начало появляться ощущение, что она вернулась в прежнюю жизнь. Измученное сердце, как в бальзаме, купалось в трогательной заботе Виталия. Вот сейчас, когда счастливый Алешка скакал тут до потолка, Кира видела э 2000 ту заботу в каждом жесте Виталия. Он так естественно, ненавязчиво, неброско оберегал ее, что у Киры жгло глаза. Алеша в тот вечер уснул совершенно умиротворенным и счастливым, обхватив маленькими теплыми ладошками Кирину руку. Кира смотрела в темнеющее окно. Алеша - звонкий, не умолкающий колокольчик, взбудоражил, растормошил, оживил ее. Но теперь, без него, Кире показалось, что в квартире сделалось напряженно тихо и наедине с Виталием ей уже не так, как прежде... Зябко... Он подошел, повернул ее к себе. Кира быстро подняла лицо. Виталий обхватил руками ее плечи, прижал к себе - на скулах вспухли желваки. Еще недавно он был уверен, что никогда не увидит страха в любимых глазах. - Ничего не говори, только послушай меня, - сказал он. - Я люблю тебя, как прежде. Нет, сильнее, чем прежде, потому что один раз потерял, и мне легче умереть, чем снова через это пройти. Когда я услышал ту кассету, во мне все перевернулось и как будто с головы на ноги встало. В тот день я понял, что все мои вчерашние страдания, все мое оскорбленное самолюбие - вздор, по сравнению с сегодняшней бедой. Я действительно это понял, Кира, я не обманываю тебя. Во мне осталось только два чувства: страх, что потерял тебя навсегда и безмерный стыд. То, что не хотел от тебя услышать, мне пришлось от Светланы выслушать, и это было в сто раз хуже... Я не знал, что стыд может быть таким мучительным. На любую пытку тогда согласился бы, на любую боль... Ты до сих пор думаешь о своей вине, ты спросила, простил ли я тебя. Любовь моя, нет твоей вины. Она так мала по сравнению с моей, что ее просто нет. Помнишь, однажды я сказал, что твоему чувству достоинства можно позавидовать... И теперь ты снова дала мне урок - ты вышла из всего без единого пятнышка, к тебе никакая грязь не пристала. А я все эти долгие месяцы мог только бесконечно и бессильно упрекать себя и гнать мысль, что потерял тебя навсегда. Я люблю тебя, Кира, чудо мое, ангел мой. Тот человек сказал, что ты святая, и я виноват, что это не я, а он сказал. Вот и все. Все кончилось. Это просто приснилось нам, а теперь мы проснулись, мы вместе и кошмара никакого нет. И не надо о нем вспоминать, хорошо? Статья была опубликована на
персональном сайте автора Раисы КРАПП
|