| ||||||||||||||
|
- Послушай, не надо мне никаких подачек! Тебе не кажется, что ты оскорбляешь меня? Опять только с собой считаешься, а мне какую роль отводишь? - Тебе? - Глебов улыбнулся. - Удивительной. Великолепной. Недоступной. Которая принимает подарки жестом снисхождения. И насчет того, что я только со своими желаниями считаюсь, ты не права. Ох, какие подарки я хотел бы тебе дарить! Я дарил бы тебе драгоценности, шикарные платья. Не делай такое лицо, ты видишь, я ограничиваюсь какими-то несчастными апельсинами. Не бойся, через грань дозволенного я не перейду, ты научила меня знать свое место, и слишком ценно для меня твое расположение, даже временное, чтобы рисковать им. Но уж то, что я делаю, я считаю разумным и вполне приемлемым. Ничего чудовищного я не совершил, если принес кое-что вкусное. - Ох, Глебов, ну почему с тобой так... трудно? - Все, Кира, давай мириться? - Глебов шутливо поднял руки вверх. С тортом и конфетами он пошел из кухни. В дверях обернулся. - Мы чай ждем. Кира прикрыла глаза. Черт бы его побрал, этого Глебова! С ним, действительно, постоянно на грани. Вроде бы надо рассердиться и рассердиться невозможно. Потому, что чувствует себя обязанной? Нет, не только. Что за власть у него над нею? Кира прикусила губку, на глаза навернулись слезы. Она не хотела его власти над собой! Но ведь сейчас она позвала его, чтобы решительно отказаться от этого его подношения. И что получилось? Он отчитал ее, наговорил Бог знает чего и ушел... И какое он имеет право так разговаривать с ней! Или он имеет это право?.. Кира гневно сжала губы - даже Сережке она не позволила бы ничего такого! - Кира, тебе помочь? - спросил из зала Глебов. - Я уже иду, - поспешно ответила она, не желая и секунды оставаться с ним наедине, шмыгнула носом и начала ставить на поднос чайные чашки. Виталий в этот вечер был само обаяние. Они с Татьяной Ивановной очень быстро нашли общий язык и болтали, как две подружки. Кира давно не видела маму такой оживленной, у нее даже румянец появился - это после больницы-то! Они вроде и не замечали, что Кира теперь почти не принимает участия в разговоре. Зато Татьяна Ивановна расспрашивала Глебова обо всем на свете. В какие-то моменты Кире даже становилось неловко - прежде она всегда восхищалась врожденной маминой деликатностью и чувством такта, не в пример сегодняшнему вечеру... Но к ее удивлению, Глебова это ничуть не смущало - он одинаково охотно отвечал абсолютно на все вопросы. В этот вечер Кира узнала, что Виталий рано остался сиротой - в четырнадцать лет. Отец его был офицером, мама - классическая офицерская жена. Они погибли в одну секунду в автокатастрофе. И осталась у Виталия только бабушка, замечательная бабушка. Не стесняя свободы, она заменила ему родителей, помогла выбраться из жуткой ямы горя. Теперь Кире стало понятно, о чем говорил в тот вечер Виталий. Он оказался прекрасным, артистичным рассказчиком. Кира не могла удержаться и вместе с мамой смеялась над его историями и забавными случаями. Потом речь зашла о работе Виталия, и он сказал: - Если бы была гитара, я спел бы вам. - А есть гитара, - немедленно откликнулась Татьяна Ивановна, и Кира поразилась: к папиной гитаре мама относилась, как к святыне, буквально пылинки сдувала с нее. Даже находясь в клинике, беспокоилась, спрашивала Киру, не забывает ли она ухаживать за гитарой - в другое время это была исключительно мамина привилегия. Ей казалось - инструмент хранит тепло рук мужа; она ласково трогала гриф - струны, как живые, отзывались едва слышным стоном. И теперь Кира не верила своим ушам - мама позволяла Глебову воспользоваться папиной гитарой! - Кира, принеси. Виталий нежно провел рукой по деке, легко тронул струны, проверяя их звучание. Татьяна Ивановна грустно улыбнулась: - Это гитара мужа... Он прекрасно исполнял романсы. Глебов начал тихонько перебирать струны, запел вполголоса: - Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала... Что сделалось с маминым лицом? Оно как будто раскрылось навстречу прекрасным словам, даже морщинки разгладились. Оно сделалось - удивительно красивым! Татьяна Ивановна повернулась к Кире, желая что-то сказать, и Кира тихонько кивнула в знак того, что поняла, и встала. Мама хотела, чтобы горели свечи - именно так она любила слушать папины романсы. Это было волшебно. Они, как зачарованные, слушали дивные слова. А как замечательно он пел, сколько чувства было в его голосе! В тот вечер, у него, Кире почудилась в его манере петь какая-то ироничная отстраненность, он будто с усмешкой смотрел со стороны и, забавляясь, играя, выделывал голосом черт-те что. Теперь ничего не было от игры. Сейчас он не просто исполнял написанные кем-то песни - слова шли через его сердце, его пронзительной нежностью наполнялись и потому звучали, как впервые, только что рожденные. И каждая песня становилась раздумьем наедине с собой, когда нет нужды ничего скрывать... Подсвечник с двумя свечами стоял на столике перед Виталием, освещал его открытое одухотворенное лицо, руки, а Кира сидела в кресле в глубине комнаты, заворожено слушала его, смотрела. Она впервые вот так, долго, не отрываясь, смотрела на него, рассматривала. Да, он был потрясающе красивым. Широкий, свободный разлет бровей... высокий лоб... темные волосы мягко спускаются по сторонам лица двумя крыльями... И Кира пыталась, как наваждение, стряхнуть с себя это любование им, чтобы увидеть другое лицо, то, которое видела однажды, и никак не могла найти хищной жесткости, высокомерного самолюбования. Да полно, он ли там был? Виталий опустил руку - звук медленно угас. Все молчали. Татьяна Ивановна мыслями была где-то далеко. Наконец, глаза ее ожили, она посмотрела на Виталия. - Сейчас ты сделал мне бесценный подарок. Спасибо тебе, Виталий. - Рад, что вам понравилось. - Да разве это то слово? Какой прекрасный голос! Не жаль тебе по кабакам его тратить? - О большой эстраде говорите? Это не для меня. Я не тщеславный. - Этого не может быть. - Тогда, если угодно - ленив, - засмеялся Виталий. - Престижные конкурсы, эстрада меня никогда не манили. Мои способности для меня чисто прикладное значение имеют. А делать из них ступеньку к славе - зачем она мне? Талант, это не входной билет на эстраду, там бесталанным тесно. У кого раскрутка круче, тот и на глазах постоянно, на слуху. Талант здесь дело четвертое или пятое. - Значит, раскрутка - проблема? - Нет, не проблема. Поэтому мне и не интересно этот рубеж брать. Да и эстрада с фасада хороша, на сцене, в юпитерах. А за сценой эта мишура осыпается, там просто бизнес, хоть и "шоу". Бизнес меня вполне устраивает тот, что имею, тут, по крайней мере, нет волчьей конкуренции. - Вероятно, ты прав. Глебов посмотрел на часы. - Жаль уходить, но мне пора. Сегодня еще работать. - А ты приходи к нам. Если не скучно в нашем бабьем царстве. - У вас удивительно хорошо. Мне так только у бабули бывает. Статья была опубликована на
персональном сайте автора Раисы КРАПП
|